Опыт воспитания лошадей

Мой опыт воспитания лошадей

В этом сообщении я хочу поделиться опытом своей работы по воспитанию лошадей, основанным на учении акад. И. П. Павлова об условных рефлексах.

До сих пор методы работы с непокорными лошадьми сводились в основном к насилию. Это приносило большой вред и значительно осложняло работу: лошади становились буйными, и нередко бывали случаи, когда конюхи отказывались от работы. Считалось, что дурной характер лошади зависит от самой лошади, от ее природы, хотя причина вовсе не в дурной природе, а в неправильном методе ухода. Между тем, руководствуясь учением И. П. Павлова об условных рефлексах, можно добиться хороших результатов в работе с лошадьми буйного нрава.

Казахский жеребец Полуан, которому присуща быстрая нажировка, при работе под седлом натирал подпругой грудь. Седлать его было трудно и, если даже кому и удавалось это сделать, то проехать на нем было невозможно: Полуан зажимал промежду ног голову и буйствовал так, что всадник или один или вместе с седлом сваливался с него на землю. К нему начали применять насилие. В результате он совсем перестал подпускать к себе человека. Пришлось приложить немало усилий к тому, чтобы исправить приобретенные у этого жеребца пороки. Началось с того, что я много раз подходил к нему с лаской, без крика и шума и не применял насилия. Постепенно он стал ко мне привыкать и, наконец, получая ежедневно по нескольку раз от меня лакомый корм, он стал доверяться мне. Я добился того, что один выводил его на развязку и чистку. Для многих это казалось странным. Ведь раньше пять человек с большим трудом и риском седлали его, применяя насильственные меры, а теперь я один запрягаю его, и он не протестует.

Теперь задача состояла в том, чтобы он так же свободно доверялся и другим конюхам. Я поручил его Анне Егоровне Верушкиной и для того, чтобы предохранить ее от возможного ушиба лошадью, несколько изменил систему развязки. Изменение состояло в том, что, кроме двух, я ввернул в пол еще третье кольцо. Теперь развязка стала состоять из трех колец. Полуан был прикреплен на три растяжки. Сначала он пытался ударить передними ногами, но с третьей попытки повторить удар ему не удавалось, так как третья растяжка, прикрепленная к полу, мешала подняться. При каждом прыжке причинялась боль от прикрепленной к полу веревки. Между тем, обращаясь с Полуаном ласково, Анна Егоровна вскоре добилась того, что он привык к ней, и она могла вести работу с ним, как с обыкновенной лошадью.

Жеребец Полуан

Теперь задача состояла в том, чтобы сделать Полуана упряжной лошадью. Трудность здесь заключалась в том, что Полуан никогда раньше в запряжке не ходил. Правда, запрячь его не представляло никакой трудности, но, будучи запряженным, он упорно отказывался идти.

Пришлось пойти на хитрость. Постепенно в разобранном виде я надел на него шорку с другой лошади — тяжеловоза Ночки и в паре с ней впряг его в плуг. Полуан шел спокойно. Работу выполняла Ночка, а он только ходил в поводу, и если отставал, то Ночка силой тянула его вперед. Так он постепенно привык к шорке, ходьбе в плуге и в бороне.

Теперь надлежало добиться того, чтобы Полуан ходил в упряжке один. Для этого в нескольких местах по направлению от конюшни я положил сено. Полуан, увидя корм, стал переходить от одной кучки сена к другой. Обратно в конюшню он уже шел без приманок, зная, что его там ждет корм и покой. Этот прием я повторил несколько раз, после чего Полуан не упрямился и послушно ходил в упряжке.

Я был очень доволен достигнутыми результатами. Казалось, что теперь Полуан уже на всю жизнь будет смирным и послушным. Но случилось так, что Полуан был передан для работ другому возчику, который, не зная его привычек, стал применять насилие. Как-то раз наложил тяжелый воз теса. Везти Полуану было не под силу. Возчик стал его бить. В ответ на это Полуан вспомнил свои старые привычки, взбесился, стал ударять задними ногами, сломал оглобли. К нему невозможно было подойти. С большим трудом удалось его распрячь. Воз оставили на дороге, а Полуана привели на конюшню. С тех пор он перестал ходить в упряжке, так как его больше никто не стал брать — его боялись.

Пришлось снова начать работу по воспитанию жеребца, и теперь я снова терпеливо стал применять к нему свой прежний метод.

В 8 часов утра я иду в стойло Полуана. В кармане у меня, по-обыкновению, торчит клок сена или свекла. При виде меня он поворачивает назад голову и тихо ржет. Взгляд его хмурый, злой.

Ввиду плохого освещения станка он всегда настороже. Неосторожность в обращении с ним раздражает его — он прыгает на человека, бьет его задом. Однако ласковый разговор и лакомства делают свое дело.

Я подхожу, даю свеклу и снимаю с цепи. Говорю: «Дай, Полуанчик, головку», вдеваю поводок, и он сам по привычке пятится из станка. Я снова угощаю свеклой и, прицепляя к цепи, поглаживаю по шее. Лишь после этого начинаю уборку навоза. Он не мешает мне проводить все нужные работы, смотрит в мою сторону и ждет корма. Разговариваю я с ним ласково: «Полуанчик, прими. Дай ножку, дай головку почищу» и т. д. После веду на развязку или коновязь.

Но Полуан у меня не один, надо уделить внимание другим лошадям и хозяйственным работам по конюшне и отделению, поэтому я использую каждую свободную минуту, чтобы встретиться с ним во время водопоя, дачи корма, уборки навоза, при чистке. На чистку Полуан идет теперь уже с особой поспешностью и вместе с тем спокойно, без боязни. Сам процесс чистки отличается у меня от обыденной.

Сначала я взъерошиваю волос скребницей, потом протираю влажным жгутом и только после этого приступаю к обычной чистке щеткой со скребницей с легким нажимом по шерсти и одновременно протираю суконкой. Таким образом чистка стала для него приятным занятием. Он больше не сопротивлялся, а, наоборот, сам как бы старался указать место, где надо было чистить.

Так я снова приучил Полуана к себе. Работа на корде приучила его беспрекословно выполнять команду, ранее усвоенную при манежной езде под седлом, шагом, рысью, галопом, и новые команды «стой». Когда Полуан хорошо выполнял это, он получал свеклу.

Он также усвоил команду «иди ко мне», он не боялся кнута, а ходил за мной следом. Теперь предстояла задача снова приучить его к запряжке. Сначала я его запряг в пустые сани. Шел великолепно. Но когда он почуял, что я положил в сани ящик с пустой посудой, он тронулся, но тут же остановился: у него ранее выработался условный рефлекс, т. е. если на возу гремит, — это значит тяжелый груз.

Когда я в дальнейшем повторял то же самое с пустыми ведрами, Полуан, услышав шум, останавливался, клал голову на оглобли и зло смотрел в мою сторону. При попытке сдвинуть его за повод он прямо бросался на меня передними ногами. Пришлось испытать другой прием. Осуществил я его следующим образом. Поднес к Полуану ящик с овсом, а затем постепенно отходил вперед и ставил на некотором расстоянии. Затем я подзывал Полуана. Он, видя овес, подходил, несмотря на то, что воз с посудой гремел. Так я повторял много раз. Наконец, Полуан привык к шуму воза. После мне стоило лишь только положить на воз сено или ящик с овсом, он тут же трогался и с поспешностью вез воз, зная, что по приезде на место назначения я ему дам корм.

Целую неделю я ездил с кормушкой с овсом или сеном и, где только ни делал остановку, обязательно угощал его. Таким образом я добился того, что он опять стал ходить спокойно и даже с охотой. К кнуту мне прибегать не приходилось. Понукание и управление вожжами стало достаточным, чтобы он ехал. Я понимал по его взгляду, когда он просил меня отдохнуть, и принимал это во внимание.

Так, на основе Павловского учения об условных рефлексах я добился того, что непокорного, норовистого Полуана превратил в хорошую, спокойную лошадь. Это подтверждает ту простую истину, что для лошади не нужен «нут. Напротив, необходимо научиться быть ее другом. Тогда она будет послушной и без страха и угроз будет выполнять волю человека.

*

Приведу еще два примера того, какое громадное значение имеет правильный уход за лошадьми.

Помесь рысака с арденом (Салфет—Добычная) Орех, рождения 1945 г., считался необыкновенно буйной лошадью. Подходить к нему было очень опасно: он кусался, бил задом, был даже случай, что одну женщину он выбросил из станка.

Я заинтересовался причинами, породившими злость этой лошади к человеку, и после внимательного изучения пришел к выводу, что все это явилось следствием плохого содержания и грубого обращения.

Содержание в тесном узком стойле на короткой привязи стесняло движения (рефлекс свободы) Ореха, а грубое обращение вызывало необходимость защищаться. В результате выработались условные рефлексы. Например, когда отгоняли Ореха с кнутом при даче корма, он отходил из-за боязни (по безусловному рефлексу — покорности). С другой стороны, имея безусловный рефлекс к пище, животное принимало оборонительные движения, чтобы защитить данный ему корм и удовлетворить свою потребность в еде.

Начал я с того, что изменил условия содержания Ореха. Из тесного станка, где он был привязан на короткой цепи, я перевел его в просторный денник и поставил рядом со спокойной лошадью. Грубое обращение заменил ласковым, давал лакомства в виде каши, овса, свеклы, моркови, сена.

Результаты не замедлили сказаться. Уже через 5 дней Орехом были усвоены новые рефлексы, прежние затухали или, как мы привыкли говорить, забывались.

Имея уже известный опыт по уходу за Полуаном, я и здесь воспользовался учением И. П. Павлова.

Когда я подходил к двери денника и говорил: «Орешек, хочешь овса», он бывало заржет и смело подходит. В дальнейшем, когда я проходил мимо денника, он уже сам просил корма, и я спокойно входил к нему. Теперь при разговоре Орех кладет морду мне на плечо, и я похлопываю его по шее и приговариваю: «Орешек, мой маленький глупыш». Я даже выучил его давать мне ногу.

Через месяц Орех стал неузнаваемой лошадью. Работает на всех видах работ. Хорошо понимает команду и прыгает через барьер высотой до 1,2 метра. Податлив в работе, т. е. старательный, и любое задание выполняет. За короткий промежуток времени Орех заслужил всеобщее внимание. Месяц назад все его опасались, а теперь появилось очень много желающих взять его на работу: овощная станция просит на пахоту, работники столовой — возить продукты и т. д.

А ведь еще недавно Ореха сначала выводили из денника и уже затем производили уборку навоза и подстилали опилки или солому, а сейчас свободно наводят туалет: протирают глаза полотенцем, подстригают затылок механической машинкой. Сейчас работница овощной станции садится на него верхом без седла, с мешком сена, полусуточной нормой концентрированного корма и едет на работу, затем впрягает плуг и одна управляет им на вспашке опытного участка, а осенью прошлого года Орел нанес работнице ушибы такие, что пришлось даже целую неделю бюллетенить.

Еще пример. Вороная кобыла кабардинской породы по кличке Добрая, рожд. 1944 г. (Боярышня — Доржок), линии Даузуса, конного завода имени Сталина, имеет следующие промеры: высота в холке 154, обхват груди 187, косая длина 180, обхват пясти 20, лошадь косячная, одичалая. Привели ее в конюшню весной 1949 г. пяти лет. С апреля 1949 г. по декабрь 1950 г., т. е. в течение 1 года 8 месяцев, она находилась в конюшне, и к ней было трудно подойти. Корм приходилось давать ей с большой осторожностью. При открывании двери в денник она пугалась людей, отбегала вглубь стойла, становилась головой к стене в позе обороны. Нередки бывали случаи, когда конюхам приходилось спасаться от нее, карабкаясь на решетчатую стену. На чистку Добрую приходилось выводить с большим трудом. Конюх ловил момент, чтобы вдеть поводок (2-метровую веревку) в кольцо недоуздка, опасаясь при этом получить удар копытом или укус. Чистку производили насильно или поручали самому смелому опытному конюху. Мыть хвост и гриву ежемесячно, как это требовалось по правилам ухода, не представлялось возможным, так как Добрая от испуга могла покалечить себя.

Больше полутора лет Добрая простояла, не принося никакой пользы. Все ее боялись, никто на ней не ездил.

За полтора года ее приучили только к двум процессам: выводке из стойла и чистке, исключая чистку головы. В таком состоянии я принял ее в декабре 1950 г. в свое ведение.

Я задался целью искоренить дурные привычки этой лошади, перевоспитать ее, сделать лошадь полезной для человека.

В моем методе работы не было никакой сложности. Я применял к Доброй те же приемы, что и по отношению к Ореху: ласку, добрый окрик, как поощрение давал морковь, свеклу, овес и сено — вот и все средства, которыми я располагал. Только в иных случаях, самых необходимых, я применял строгие меры наказания, но и то тут же в сочетании с мерами поощрения.

Первой моей задачей было добиться, чтобы Добрая была действительно доброй, а не злобной, опасной лошадью, как ее называли.

С первых же дней я начал прививать ей новые для нее рефлексы. Со словами при входе в денник: «Добренькая, поди сюда» я подносил ей лакомства, давал овощи. Сначала она была недоверчива, мне приходилось давать ей овощи в кормушке, подходя к ней с добрыми окриками. Но уже на третий день в ее взгляде не было злобы и боязни. Наоборот, она ждала, что я ей дам сладости. На четвертый день я заметил, что, увидев меня, она бьет ногой в дверь, но я этот момент не использовал, боясь привить у нее дурную привычку стучать в дверь и тем нарушать покой всей конюшни.

Добрая стала привыкать ко мне. Сначала я подходил к ней с кормушкой со сладостями, а потом получалось так, что как только я открывал дверь, она сама подходила ко мне и ела сладости из кормушки, а на 5 день она уже вынимала из кармана свеклу, брала с руки и ела.

Таким образом мы подружились с Доброй, не боялись друг друга, я свободно входил в денник, и она не пугалась больше меня. Мне не приходилось бежать от нее, наоборот, постепенно, когда она ела свеклу, я осторожно начинал гладить ей голову, почесывать чёлку и гриву, сопровождая это словами поощрения. Так она привыкла к моему голосу.

Теперь передо мной стояла задача, чтобы Добрая давала мне чистить голову, расчищать стрелки копыта и позволяла производить кузнецу коску. Для этого я делаю следующее.

Кобыла Добрая берет из кармана свеклу

С окриком «Добренькая» левой рукой даю ей свеклу, а правой глажу ногу. Она привыкла к этому, так что в дальнейшем и без свеклы я смог дотрагиваться до ее ноги. Потом я стал тихонько приподнимать ей ногу, не переставая давать свеклу. Делал это так: до 10 раз даю свеклу, а сам высоко поднимаю ей переднюю ногу, ласково приговаривая: «Добренькая, ножку». А потом уже было и так: вхожу в стойло, говорю: «Добренькая, ножку». Она приподнимает ногу и кладет смело мне на руку, я даю ей свеклу и поглаживаю ногу.

Таким образом не только правую переднюю, но и левую, а впоследствии заднюю левую и заднюю правую ногу она стала давать мне без боязни.

Когда Добрая привыкла ко всем этим движениям, я взял железный крючок для расчистки стрелок копыта и стал ею потихоньку постукивать по копытам. Вскоре она привыкла и к этому. Тогда я стал осторожно расчищать ей стрелки сначала на одной правой ноге, а через 15 дней я добился того, что она дала мне возможность расчищать все 4 ноги.

Наш кузнец Андрей Дмитриевич боялся Доброй и никак не соглашался произвести расчистку «опыт и ковку, как всем другим лошадям, но потом согласился. Ковка прошла вполне благополучно.

Одно из основных правил по уходу за лошадьми — это содержание ее в чистом виде. После работы необходимо делать растирание соломенным жгутом в течение 15 минут под седлом, подпругами, под хомутом, сиделкой, под подперсьем, а также протереть все тело от грязи и пота, а особенно копыта. Обычно ноги лошади моют над ведром. Я также делал это, но не сразу: сначала приносил пустое ведро, громко стучал по ведру, поднимал ногу Доброй и держал ее над ведром и даже ставил в ведро, и лишь на третий день, когда Добрая привыкла ко всему этому, я принес ведро с водой и начал осторожно мыть рукой копыта. Когда она привыкла и освоила этот рефлекс, я свободно поднимал ее ногу над ведром и обмывал ее. Аналогичным путем я добился в дальнейшем того, что свободно обмывал и чистил Добрую, и она не оказывала мне никакого сопротивления.

Все описанное на первый взгляд очень просто и никакой трудности не представляет. Тем не менее потребовалось много труда, чтобы достигнуть всего этого.

Основным правилом моей работы было всегда то, чтобы лошадь сначала усвоила один какой-нибудь рефлекс — навык, и лишь затем я переходил к прививанию лошади других полезных навыков.

Уздечку я надевал так: правой рукой держал затылочный ремень, а левой рукой на ладонь клал удила и кусочек сахара. Добрая, видя сахар, осторожно брала его в рот, и в этот же момент я вводил удила. Так я повторял несколько раз, пока она, наконец, не привыкла к этому.

Через неделю она сама брала удила, зная, что после этого получит лакомство. Таким образом, Доброй был усвоен еще один рефлекс.

Перед тем как оседлать ее я брал седло и подносил его к Доброй. Она обнюхивала незнакомый ей предмет.

В первые дни я делал только попытки положить седло, но не накладывал. Когда лошадь привыкла к седлу и моим движениям, я наложил вместо седла попону, а потом широким тесьмяным ремнем прикрепил. Это я повторял в течение трех дней. Наконец, я надел седло, придерживая его сначала руками. Несколько раз повторил я эту операцию. Затем слабо подтянул подпруги. Только после 8 дней упорной тренировки лошадь привыкла наконец к полной подтяжке подпруг седла. Чтобы не напугать ее, стремена я прицеплял только после того, как Добрая окончательно привыкла держать седло на себе.

Все мои товарищи по работе удивлялись, как такая одичалая буйная лошадь, как Добрая, от которой не только летели ведра с водой, но бежали и люди, а кузнец не раз получал ушибы, вдруг стала спокойной.

Теперь все полюбили Добрую, особенно студенты при прохождении практики. Они учатся на ней верховой езде, и каждый хочет проехать на ней, потому что из всех лошадей она обладает самыми мягкими движениями и, если упадешь с нее, она очень аккуратно посторонится, не наступит и будет терпеливо дожидаться своего всадника.

Усвоенные Доброй полезные условные рефлексы сейчас закрепляются. Конюхи перенимают теперь мой опыт применения в своей работе условных рефлексов и добиваются хороших результатов.

В течение 10 дней я болел, и меня на конюшне не было. В это время за ней ухаживала конюх, бригадир Ольга Фоминишна Карташева. Когда я вернулся на конюшню, на мой вопрос, как чувствует себя Добрая, она сказала:

— Добрая стала теперь, как ребенок, ласковая. Даже не верится, что она когда-то была бешеной лошадью. Я на работу иду всегда с охотой, — знаю, что меня там ждет Добрая. Я сейчас за ней ухаживаю как за ребенком.

Кличка Добрая вполне себя оправдала, лошадь действительно стала доброй.

А. И. Семикрас, мастер учебно-опытной конюшни Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева